К знанию, претендующему на божественность, на котором основывается отдельная религиозная система, можно применить множество критериев, но таковые будут носить субъективный, относительный характер. Сравнительная степень бескорыстности, наличие любви человека к Богу или, наоборот, Бога к человеку, способность ответить на самые актуальные вопросы, генерирование особо интенсивных чувствований, и т.д. Для каждого человека актуальным будет что-то свое, как товар в универмаге, которому приходится проходить через суровый отбор фильтрацией человеческих вкусов и предпочтений. Но есть и критерии, пусть не столь популярные и востребованные потребительской массой, однако, объективно имеющие ценность при анализе религиозного знания.

Удивительно, но большинство людей вовсе не смущает факт появления знания, которому они доверяют, где-то посреди истории существования человечества. Ни внезапные откровения медитирующего индийского принца за 600 лет до н.э., ни оказия получения списка запретов и повелений в египетских пустынях одному представителю еврейского народа примерно за полторы тысячи лет до н.э. не обескураживает их. Про более поздние ситуации, когда «бог» наконец вышел на связь, и упоминать не стоит. Где же таилось сие знание, которое описывает реальность и без которого невозможна реализация целей, собственно, оглашаемых этим самым знанием, многочисленные столетия до упомянутых событий получения «откровений»? Как обитатели этого мира могли двигаться по пути, описания которого еще не было? Куда они попадали после смерти? И почему те, кто родились до, оказались в столь несправедливом положении в сравнении с теми, кто родился после? И, наконец, почему вечное, ни кем не изобретаемое знание должно было «бродить», подобно закваске, так долго, прежде чем прорваться в этот мир?

Разумеется, в том же «Ветхом Завете» описывается и сотворение мира, и первые люди, и их грехопадение, но раз Моисей на известной горе получает азы богопочитания, включающие в себя 10 заповедей и пересказ истории сотворения мира, значит, этого знания никто до него не слышал. Именно поэтому основы изложены в пятикнижии «моисеевом», и нет иных, предшествующих. Потому для представителей народа моисеева было так естественно в скитаниях отлить золотого тельца и поклоняться ему, как олицетворению бога. Так же можно упомянуть пояснение, синтезированное со временем, что Сиддхартха Гаутама был не единственным и даже не первым Буддой, но кто передал оному некое вечное знание? Почему именно и только с упомянутого мудреца Гаутамы начался единственно известный буддизм?

Так или иначе, во всех известных примерах мы видим факт возникновения знания, а не его напоминания, где-то в толще веков, что загадочным образом разделяет существование рода человеческого на «до» и «после». Будто бы и не было особой надобности в этом знании до события «откровения», словно принципы достижения религиозных целей сформировались Богом лишь со временем. Пожалуй, единственным религиозным знанием, которое, как и должно быть, проявилось с появлением первого же своего потенциального носителя, является Веда. Если Знание вечно и объясняет неизменную Реальность, оно актуально всегда, а потому никак не может свалиться на человечество где-то посреди истории существования мира, но оглашается столько, сколько существует мир, с самого его возникновения. Именно так Веда открывается первому же обитателю Вселенной – Брахме, Прародителю и Конструктору планет. Сколько существует Реальность, столько существует и единственно объективное объяснение этой Реальности. В какие-то периоды, в отдельных социумах это Знание может отходить на второй план, уступая место «революционным идеям», затмеваясь отдельными мутациями, но это Знание есть, оно было озвучено, оно сохраняется, а не возникает внезапным вдохновением очередного пророка.