Сегодня Рамачандра-виджайотсав. День, когда все Вайшнавы празднуют победу Рамачандры и Его армии над ракшасом Раваной и его приспешниками. Это день освобождения Ситы из плена, а также завершения изгнания Рамачандры. В рамках памятования тех событий, я хотел поговорить о теме, которая очень нелюбима кришнаитами всех стран: о праведности. О правильности. Это однокоренные слова: праведность, правильность, правдивость. Праведность - в рамках концепции богоугодности, как понятие подлинного служения Богу, садханы, Шаранагати.

Когда Бхагаван Рамачандра в сопровождении Лакшмана, Сугривы и других великих героев двигался по континенту в сторону Ланки, царства Раваны, чтобы вступить с ним в сражение и освободить Ситу, Он остановился возле одной горы. Здесь находился священный обезьяний лес, Мадхуван. Вместе со своими спутниками туда пришел Хануман. Имея в своих планах привлечь к себе внимание Сугривы и Рамачандры, он стал там безобразничать. Прогнал обезьянью стражу и стал лакомиться медом. Стража, видя, что они не в состоянии одолеть Ханумана и его спутников, отправилась к, находившемуся неподалеку, Сугриве и взмолились о помощи. В конце концов, Хануман и его спутники оказались перед лицом Сугривы, а также Лакшмана и Рамачандры. И в этот момент Хануман передал Рамачандре драгоценный камень, который носила Ситадэви и отдала Хануману, когда тот увидел Ее на Ланке, в плену Раваны. Бхагаван Рамачандра узнал этот камень и начал просить Ханумана, чтобы тот рассказал все, что он видел на Ланке: в каком состоянии находится Сита, что происходит там.

Хануман рассказал, что Сита ни на день не забывает о Своем супруге, Она не предала Его. Находится Она в ужасном состоянии: Сита отказывалась есть, Она подвергалась издевательствам со стороны женщин-ракшасов, которые стерегли Ее в саду Раваны. Она была очень измождена, уставшая, замученная. И Она передала драгоценный камень Хануману, чтобы тот, когда встретится с Рамой, передал Ему это украшение и рассказал о том, что Сита осталась верна Ему и ждет освобождения, не перестает надеяться. Она сказала: «Я не сдамся, несмотря ни на что: несмотря на угрозы, мучения, подарки со стороны Раваны. Ничто не сможет изменить Моего решения, сломить Меня». Но навряд ли Она проживет больше месяца: Ее состояние продолжает ухудшаться. Поэтому Она просит Рамачандру прийти и спасти Ее как можно быстрее.

Когда Хануман был на Ланке и выслушал Ситу, он предложил Ей: «Зачем же ждать, пока придет Рама, садись мне на спину, и я просто увезу Тебя отсюда». Хануман, как и Вайу, обладает мистической способностью передвигаться по воздуху с огромной скоростью. Но измученная Сита, находясь в преддверии тяжелой болезни и смерти, отказалась. Она сказала, что, хотя Равана и прикасался к Ней, но это было против Ее воли, это было насилием, и Она ничего не могла с этим поделать. Но по Своей воле прикоснуться к другому мужчине, пусть даже это обезьяна, Она не может. Она не станет этого делать, потому что тогда Она нарушит идеал преданности Своему мужу, Рамачандре, а Шастра порицает это. Поэтому Она осталась. Осталась, возможно, умирать, терпеть унижения со стороны ракшасов, терпеть голод и самое страшное – терпеть разлуку с Рамачандрой, со смыслом Ее жизни.

Когда Рамачандра услышал рассказ Ханумана, Он помрачнел, Ему стало очень тяжело. Они быстро свернули лагерь, и вместе с Хануманом, который выразил желание присоединиться, отправились дальше к побережью, чтобы пересечь пролив, высадиться на Ланке и вступить в бой с Раваной.

Этот пример, который подает Ситадэви не является каким-то странным исключением, не является какой-то пресловутой игрой Божественного, театром, чем-то напоказ: все это настоящее. Настоящая жертва, настоящие страдания, настоящая праведность. И мы видим пример этого не только в этой ситуации, но и в других также, не только в отношении Ситы, но и самого Рамачандры, о чем будет сказано позже.

Когда Рама оказался с помощью Своих воинов на Ланке и взял в осаду город Раваны, Равана стал посылать против Бхагавана Рамачандры своих лучших воинов, даже своего брата, а потом и своего сына – Индраджита. Все они погибали от рук спутников Рамы. И каждую потерю Равана встречал всегда одинаково: он сначала впадал в горе, начинал сетовать, удивляться, как такие великие воины пали от рук спутников Рамачандры. И, в конце концов, он впадал в лютую ярость. Когда был повержен его сын, Равана решил возглавить войско сам, и остатки его армии, выстроившись в боевом порядке, вышли через северные ворота города к осаждавшему войску Рамы. Равана стал отдавать приказы своим полевым командирам, отборные части пошли в атаку. Сугрива и другие спутники Рамачандры, выступили им навстречу, завязалась очень долгая, кровавая битва. Погибших и раненых было столько, что, как говорит Рамайана, воинам и лошадям было тяжело двигаться, потому что они скользили в крови. Затем, видя, что его войско теснят, Равана вступил в битву сам. Он понесся на своей огромной колеснице в самую гущу солдат Рамачандры, сокрушая их тысячами. Затем он увидел Самого Рамачандру и стал осыпать Его стрелами. Рамайана описывает, что Равана выпускал свои стрелы с таким искусством и с такой скоростью, что в воздухе было одновременно несколько тысяч его стрел, которые буквально закрывали небо. Эти стрелы были зачарованы магией Раваны, они имели на своих остриях нечто вроде драконьих голов, которые при приближении к цели извергали пламя, сжигая противника. Также были стрелы, которые напоминали змей, и от этих стрел было невозможно увернуться: они преследовали свою жертву.

Бхагаван Рамачандра начал отражать атаки Раваны. Он выпустил Свои стрелы, которые посбивали большую часть стрел ракшаса, и те с грохотом падали на землю, придавливая воинов. Они сражались на равных, но когда Равана увидел, что Лакшман и Сугрива уничтожают его генералов, он метнул с огромной силой через все поле брани копье колоссальных размеров в Лакшмана. Бхагаван Рамачандра увидел, что копье летит в сторону Лакшмана, и только успел подумать: «Пусть это копье не попадет в цель». Но копье попало в цель, и Лакшман, пронзенный в грудь огромным копьем, упал, истекая кровью, и все вокруг подумали, что Он погиб.

Его оттащили с поля боя. Рядом оказался Сам Рамачандра и Джамбаван, царь медведей, и Хануман. Царь медведей сказал, что Лакшман жив, но жизнь очень быстро покидает его — рана слишком тяжелая. Также он сказал, что существуют четыре растения, которые могут остановить процесс и вернуть Лакшмана к жизни. Есть только одно место, где растут все эти четыре растения. Он произнес название горы. И отметил, что Хануман, обладающий способностью очень быстро перемещаться по воздуху, должен отправиться туда и найти эти травы. Но когда Хануман отправился туда, то ли он не мог найти эти травы, то ли они попрятались в страхе, но так или иначе в спешке, он не мог их найти. И тогда он понял, что есть только одно решение: он обхватил гору, поднял ее и по воздуху приволок на себе к месту побоища. Джамбаван собрал эти травы и с их помощью Лакшман был возвращен к жизни.

Для Рамы это ранение было тяжелым ударом. Ему было очень тяжело видеть Лакшмана при смерти. Может возникнуть вопрос: почему же Он не прервал полет копья? Да и, собственно, почему просто Своим желанием не стер Равану и его царство? К концу нашего разговора, я надеюсь, это будет в полной мере понятно.

Бхагаван, являя Свои удивительные Деяния в материальном мире, выполняет Свой долг Сам и позволяет выполнять этот долг другим, при том независимо, находятся они на Его стороне или на противоположной. Он считает справедливым, что Он должен прийти на Ланку и попытаться освободить Ситу. Он противостоит силе могущественного Раваны. И Он также признает право Раваны, как царя, как кшатрийа, правителя Ланки, отстаивать свое царство теми способами, которые ему доступны. Равана был великим воином, владеющим многими видами боевых искусств, отличным стратегом. И это было его право: использовать все свои возможности. Поэтому праведным Рама посчитал только пожелать, чтобы смертоносное копье не настигло Лакшмана. Он не мог Своими стрелами перехватить копье, сбить его. Посягать же на право другого кшатрийа отстаивать свое царство Он не считал праведным. Поэтому копье, благодаря меткости Раваны, достигло своей цели. И только стараниями спутников Рамачандры, Лакшман был возвращен к жизни.

Между тем, когда Лакшман начал приходить в себя, Рама не посчитал зазорным с яростью обрушиться на Равану, используя Свои способности кшатрийа. Равана, как и многие великие асуры, имел особые мистические дары, особые благословения. Он не мог пасть от руки какого-то небесного существа, какого-то божества. Его не могли уничтожить никакие мистические силы. Он мог пасть от руки (от силы, умений) смертного, человека. И Рама пришел, как этот человек, как царь. Все, чем Он пользовался в бою, были Его кшатрийские умения.

Рама стал осыпать Своего противника с такой яростью, что Равана, получив несколько ранений, (как несколько ранений получил и его умелый колесничий) просто сел в растерянности в колеснице и впал в ступор. Эта агрессия, возмущение, боль, которую выплеснул Рамачандра, были настолько подавляющими, что Равана не смог продолжать бой. Он просто сел в своей колеснице и стал в какой-то прострации просто смотреть на Раму, ничего не мог сделать. Его спас колесничий: увидев, что его правитель находится в таком состоянии, он быстро развернул колесницу и вывез Равану с поля боя. Через некоторое время Равана пришел в себя и в гневе набросился на своего возницу. Он кричал: «Ты опозорил меня! Равана никогда не покидает поля битвы». На что возничий сказал: «Ты выполняешь свой долг, а я выполняю свой долг. Это моя обязанность — сохранить жизнь стрелку в моей колеснице. Я видел, в каком ты состоянии был, ты не мог сражаться, поэтому я вывез тебя». Когда Равана принял его слова, он приказал вернуться на поле битвы и возобновил бой с Рамачандрой.

Они стали кружиться друг напротив друга на колесницах. Когда колесница Рамачандры была уничтожена, Индра послал свою личную колесницу со своим колесничим в помощь Рамачандре. Оба возничих не уступали друг другу в таланте, и они стали очень ловко маневрировать, а Равана и Рамачандра осыпать друг друга различными стрелами. И этот бой был настолько поразительным, что все воины с обеих сторон перестали сражаться, выстроились по кругу и просто стали наблюдать.

Рамачандра, изловчившись, попал в голову Раваны и отсек ее. Но тут же у Раваны появилась другая голова. Рамачандра несколько раз отсекал ему голову, но всякий раз головы появлялись снова, и Равана с той же прытью продолжал воевать с Рамой. Рамачандра начал уже подумывать: как же можно уничтожить такое чудовище? Но тут Его колесничий подал Ему особую стрелу, в которой содержалось имя Брахмы, низвергающую огонь и способную разрушить целую Вселенную. И Рама по прошествии семи суток непрерывного боя, взял эту стрелу и, улучив подходящий момент, когда Равана, увлеченный своей атакой, оказался открыт, выпустил эту стрелу. Она с огромной скоростью понеслась и вонзилась в сердце Раваны. Произошел выброс опаляющей энергии, которую Равана не смог поглотить, не смог ей противостоять и упал замертво. Равана погиб. Остатки его войск бежали и были разбиты.

Благочестивый брат Раваны вышел к Рамачандре, склонился перед Ним и сказал, что ему очень жаль, что его брат доставил столько беспокойств Раме. Он предупреждал своего заносчивого брата, чтобы тот не связывался с сыном Дашаратхи. Но Равана по своей спесивости не послушал, за что и поплатился. И поскольку Равана посмел украсть жену Рамачандры и не стал слушать добрых советов, он не хочет даже хоронить своего брата. «Я брошу его здесь, пусть будет съеден воронами».

Но Рамачандра сказал: «Нет, так негоже, так неправильно. Равана, хотя и был Моим врагом, хотя и совершил гадостный поступок, украв жену другого, но, тем не менее, он был умелым и отважным воином. Потому заслуживает царских похорон». И действительно, была проведена пышная кремация. На этом костре сожгли тело Раваны.

После этого слуги Господа Рамачандры привели Ситу. Сита, наконец, была освобождена. Когда Хануман освобождал Ее, он сказал: «Твои мучения окончены. Я думаю, теперь по заслугам должны получить эти ведьмы, которые Тебя стерегли и издевались над Тобой». Но Сита запретила ему это делать. Она сказала, что те женщины, хотя и дурные по своим качествам, вершили свои дела вынужденно, подчиняясь воле тирана.

Когда Сита предстала перед Рамачандрой, Оба были очень счастливы. Бхагаван Рамачандра сказал: «Я очень рад видеть Тебя. Очень рад, что Твой плен закончился. Освободить Тебя было смыслом всего Моего похода, смыслом Моих решений, смыслом тех многочисленных жертв, которые были принесены. Тысячи благородных воинов погибли... Но Я не могу Тебя принять... Ты долгое время находилась один на один с другим царем, другим мужчиной. Я не имею право принять Тебя как жену».

Эти слова поразили Ситу. Она опустила голову и сказала, что примет любую волю Рамы, несмотря на то, что Ей не в чем оправдываться и Она ни в чем не предала Его. Но, коль такова воля Рамачандры, то Сита, для Которой единственным смыслом был Рама, не видит больше смысла продолжать Свою жизнь. Поэтому Она попросила Лакшмана здесь же устроить погребальный костер, сложить дрова для кремации, чтобы Она вошла в этот огонь. Лакшман стал закипать от ярости, но Рама показал Ему украдкой от всех: «сделай это». И когда погребальный помост был собран и разожгли огонь, Сита вошла в священное пламя. Когда Она вошла, в огне появилась фигура могучего Божества с красными горящими глазами, могучим телом, черными развивающимися волосами и на руках у него была Сита. Он вынес Ее. Это был Агни. Он сказал: «Я свидетельствую перед тобой, о, Рама, что Сита действительно чиста. Ни делом, ни помыслом, ни словом, Она не нарушила Своей верности». И когда все это увидели, Рамачандра принял Ситу обратно. И Рамайана говорит, что Они вместе правили тысячу лет.

Правление Рамачандры было настолько совершенным и безукоризненным, что в Его стране постепенно выродилась любая нищета, болезни, преступность, все пороки и недостатки просто исчезли. Солнце всегда давало свое тепло, Индра всегда посылал дожди, ровно столько, сколько было необходимо для богатых урожаев, чтоб не пересыхали реки. И у всех был абсолютнейший достаток.

Однажды Сита попросила у Рамачандры разрешение отправиться на берег Ганги к святым мудрецам для паломничества и чтобы отвезти богатые дары. Рамачандра разрешил ей ехать на следующий день. Но этим же вечером Он говорил со Своими советниками и военачальниками. В очередной раз Он спрашивал: «Довольны ли Мои подданные, нет ли каких-то несправедливостей?» «Нет, люди совершенно счастливы». Рамачандра спросил: «Может быть, Мои подданные на что-то ропщут? Может быть, они видят в Моем правлении что-то несправедливое, что-то неправильное?» Советники стали прятать глаза, отводить взгляд. Но Рама настоял, чтобы они сказали всю правду. Один из них решился, встал и сказал: «Есть то, чем люди недовольны, есть то, что они осуждают в Твоем правлении. Люди не понимают, как царицей может быть женщина, которая после брака была так долго вдали от мужа, была наедине с другим мужчиной, другим правителем. Они считают это черным пятном на Твоей праведности как царя, как идеального правителя. Никто не бунтует, никто ничего не требует. Но они так думают, они так говорят».

Рама распустил совет, все ушли. Но когда в Его покои зашли братья, они увидели, что Рама потемнел, был очень мрачен, подавлен. В Его глазах стояли слезы и Он о чем-то думал. Когда Он их заметил, то подозвал к Себе Лакшмана и сказал, что Сита здесь больше не может оставаться. «Завтра Она собирается ехать в паломничество к берегу Ганги. Ты должен будешь перевезти Ее на другой берег в священную рощу и оставить в ашраме Валмики. Я должен принять такое решение, как царь и как защитник Дхармы».

Лакшман вынужден был с тяжелым сердцем принять эту волю Рамачандры. На следующий день Он посадил в колесницу веселую и ничего не подозревающую Ситу, Они погрузили богатые дары для мудрецов и тронулись в путь. Когда Они достигли Ганги, Лакшман помог Сите сесть в лодку, а затем Они переправились на другой берег. Сита, наконец, спросила: «Почему Ты всю дорогу был такой мрачный, ведь мы едем повидать святых. Ты должен быть рад: Я так давно этого хотела». Лакшман упал на колени и рассказал все Сите. Для Нее это был очень тяжелый удар. Но Она приняла его, Она приняла эту волю Рамы. Она сказала: «Если это правильно, если это должно быть, то пусть так оно и будет. Ни в чем Себя не кори и скажи Рамачандре, чтобы не казнил Себя за Свое решение. Я приму его с честью». Вскоре Она встретилась с Валмики, который утешил Ее и дал Ей приют в своем ашраме.

Нужно понимать, что это не показуха, не какая-то блажь или странность. Бхагаван Рамачандра действительно испытывал очень сильную боль, которой Он точно также не хотел, как и Сита, и Лакшман. Нам может показаться это странным. Почему? Потому что мы привыкли к определенному типу мышления. Если в наших силах избежать каких-то страданий, неудобств, потерь, мы считаем само собой разумеющимся воспользоваться этой возможностью. Если приходит что-то, что выше наших сил, мы страдаем и горюем, потому что не можем этому противостоять. Этот факт причиняет нам боль: как жестоко с нами поступает судьба! Но если бы была возможность, мы бы избежали этого. Поэтому нам кажется странным или даже диким, что всемогущий Бог идет на поводу у каких-то глупостей: мы сочтем глупостью все, что можно легко преодолеть и таким образом избежать страданий. И поскольку мы знаем, что для Бхагавана нет ничего невозможного, очень странным выглядит то, что Он идет на такие шаги: причиняет боль и Своим близким, Своим совершенным спутникам, и что еще более странно – Самому Себе.

Нам ближе представление о Боге, как о Том, Кто всегда испытывает то, что мы называем положительными эмоциями. Все Его существо соткано из того, что любая Его прихоть исполняется и этим Он живет. Поэтому такие истории воспринимаются людьми, как поверхностный театр, где все эти вещи совершаются просто для того, чтобы чувства были еще острее. И в некоторых сентиментальных традициях подобные истории объясняются таким ничего не объясняющим словом: «Лила разлуки», которую по традиции нужно как дают, так и слопать: вот, мол, особые сильные чувства; что в разлуке привязанность к Бхагавану еще сильнее и чувства Бхагавана к тому, кто с Ним в разлуке тоже сильнее. Это игра на интенсивности чувств, которые, конечно же, интенсивнее в разлуке. Такие традиционные объяснения принимают, потому что над ними не думают: их просто поглощают, как дадут. Потом, когда уже эмоции много раз пережевали и выплюнули, немножко начинает работать рассудок, и человек подсознательно уже начинает отгонять от себя мысль: «А божок-то по-свински поступает. Жестокие развлечения! Может Сам-то Он особо и не страдает, может и цель в каком-то смысле благородная: усилить привязанность к Себе. Но какой же ценой!». И хотя философски, оставаясь в рамках традиции, ты все оправдываешь, но уж очень тяжко становится действительно стремиться к такому Богу, открывать Ему сердце, любить Его, подспудно ожидая, что ради забавы или ради усиления привязанности, Он нет-нет, да и ткнет туда раскаленным железом – какой-нибудь очередной Лилой, испытанием или еще чем-то. И человек, оставаясь философски верным всем этим возвышенным сказкам, специально черствит сердце, чтобы защитить себя. И не осудишь этого человека, потому что, собственно, правильно он делает. Даже если скажешь: «не правильно», - а все равно будет делать, потому что анатомия такая, против этого ничего не сделаешь.

Но это извращенное и совершенно небожественное, не шастрическое представление о Боге, как о Всепривлекающем, но бесчувственном злом сатире, который вытягивает оголенные нервы из своей любящей жертвы и привязывает ее этими нервами к Себе. Есть такое понятие, как праведность, о котором, как я в начале сказал, в различных кришнаитских течениях, если и говорят, то с какими-нибудь христианскими попами или с людьми, которые начали только-только приходить на программы. Для чего? Для политкорректности, чтобы произвести впечатление: «Вы не думайте, хотя мы и выглядим как сумасшедшие и философия у нас такая оторванная от мира, но мы, как и все, ценим, и верность, и праведность, и благотворительность и т.д.» А когда человек, что называется, влип, все это уже становится неактуальным, земным...

Но праведность – это свойство абсолютного характера. Актуально оно не только для живого существа, но и для Бога. Понятие праведности – оно самодостаточное, монументальное и неизменное. Поэтому им руководствуется не только святой человек, но и не менее святой Бог. Разница в том, что человек подчинен праведности по своему предназначению, Бог же придерживается праведности по Своему здравому желанию, по Своей природе. По Своей природе, Он праведник, по Своей природе Он считает праведность – высшим и определяющим началом.

И то, что мы видим в этих примерах Рама-Лилы – это Его верность праведности, это Его святость, это Его личное предпочтение, к которому никто и ничто Его принудить не может, но которое отражает Его внутренний мир, Его убеждения. Отражает (вот это очень важно, это то, что должны понять, и кришнаиты, и все, независимо от конфессий и религиозных взглядов) Его предпочтения. Это то, что Он считает правильным, это то, что для Него дорого. Праведность! Верность долгу, верность Истине, верность тому, что правильно, верность правде. Ему очень близки, для Него очень важны эти чувства привязанности, которые Он испытывает к Своим близким, таким, как: Ситадэви, Лакшман, Хануман или еще кто-то. Для Него очень важны эти чувства нежной привязанности, которые к Нему испытывают подобные великие души. Но сама эта удивительная Лила, о которой мы сегодня вспоминаем, и не только она (но поскольку сегодня этот день, мы говорим, конечно, о ней, на этом примере рассматриваем этот феномен), показывает, что для Него праведность, долг имеют определяющее значение.

В духовном мире... Вайкунтха – означает «без беспокойств», это Обитель, свободная от страданий, потерь, беспокойств. Там нет надобности в каких-то разлуках, там нет асуров, которые привносят беспокойства, которые могут прийти и попытаться похитить Ситу. Но в самсаре все это есть. И это следствие права выбора, права поступка, права желания живых существ, которые здесь находятся. И Бхагаван уважает их. Бхагаван дал эту возможность, и Он считается с этой возможностью. И здесь есть Праведность. Существуют две силы: свобода выбора живого существа и течение самсары. Это свойство матери-пракрити, она постоянно изменяется: что-то создается и что-то существует, потом оно обязательно разрушается, и в каком-то ином виде создается вновь. Бхагаван являет Свои Лилы в этой Своей пракрити.

Мы читали: что есть са-гуна Брахман? Это Брахман, Пуруша, который проявляет Себя здесь и принимает свойства гун пракрити. Мы видим, что Он рождается здесь, мы видим, что Он уходит, как правило, как человек. Он может быть даже убит, как это было в случае с определенными Вишну-аватарами. Он выражает Себя через эти гуны. Поэтому мы можем видеть — что-то происходит с Ним, якобы как с обычным живым существом, хотя таковым Он, конечно же, не является.

Оказавшись здесь, являя здесь Свою Лилу, Бхагаван принимает условия этого мира. В духовном мире Он не сражался бы с Раваной: Равану туда просто не пустили бы. Но здесь есть Равана, Камса, Хиранйакашипу и другие. Здесь есть обычные люди, есть дэваты, здесь есть закон. Закон не как условность, не как палочка, с помощью которой живые существа могут облагородить себя и подняться выше. Но как желание Всевышнего, как то, что правильно. И Бхагаван, приходя в этот мир, показывает Свою приверженность этой правильности. Не для показухи. Насколько надо быть узколобым, подслеповатым духовно, чтобы считать, что Он так мучил Себя и Ситу и других, просто ради того, чтобы показать какой-то пример! Нет, Он показал то, что для Него действительно очень важно, то, что является определяющим. И коль скоро Он говорит женщинам: «Если Вы вышли замуж, вы не можете близко общаться с другими мужчинами», - Он действительно так считает, Он думает, что это правильно. Иными словами, для Него это важно. И человек, который считает, что вот, я преданный, я что-то там чувствую, я мантру читаю, но вот на такие вещи мне и внимание обращать не надо, - он очень сильно заблуждается. Очень сильно заблуждается тот, кто считает, что всяческие ограничения Смрити, (что есть, как разговаривать, различные враты, различные обязанности жены, мужа и т.д.) - просто культурные ограничения, своего рода «костыль», который позволяет хоть немножко держать себя в руках, но особого значения не имеют. Для Бхагавана все это важно, потому что все это Он считает правильным. И вот когда человек соблюдает то, что Бхагаван считает правильным, это есть праведность. Соответственно человек не праведный не может прийти к Бхагавану. Он неприятен Бхагавану. Он может сутками танцевать в храме, что-то еще делать по своему вдохновению, но неправедная жизнь разрушит его.

Когда-то я то ли прочел, то ли услышал историю о том, как Бхактивинод Тхакур, совершая путешествие, пришел в одно селение, где ему позволили на ночь остаться в храме, но предупредили, что храм мрачноват и опасен. Когда Бхактивинод Тхакур провел там ночь, оказалось, что в этом храме живет брахман-ракшас. В последствии жители ему объяснили, что это призрак брахмана, который раньше здесь жил и служил в этом храме. Но сам по себе он жил очень гаденькой жизнью. И, как водится по традиции, я просто должен был слопать эту историю и не задавать лишних вопросов. Потому что, ну, все понятно: Бхатктивинод почитал мантру, призрак убежал, наши победили, все хорошо. Но внутри всегда было какое-то непонимание: как же так-то, ведь какая гаденькая жизнь бы у него не была, но он же в храме жил! Чем занимаются храмовые брахманы? Каждый день они видят мурти, может быть, там даже Шилы были; поклоняются, принимают прасад, читают мантры, совершают пуджи. Ну, хорошо, он нагрешил, даже если он не отправился в райские миры, не говоря уже об освобождении, то по идее должен был хотя бы родиться человеком и отстрадать свои греховные поступки. Это ж все материальное! Ну, украл, присвоил он себе что-то, ну с женщиной загулял. Ну, что здесь такого? Тем более в те времена я пользовался традиционным для того общества объяснением известного стиха api cet sudurācāro bhajate mām ananyabhāk... в такой трактовке: «какие бы гадости ты ни совершал, но если ты преданно служишь Мне, то я освобожу тебя от всего. Все будет хорошо». Непонятно было, как он стал ракшасом, потому что существование ракшаса – существование богоненавистника.

А в действительности, это совершенно естественная вещь: ты можешь совершать всякие божественные ритуалы, читать мантры, я уж не говорю о твоих эмоциях, которые ты направляешь к Богу, брызжешь своим якобы бхакти во все стороны, проповедуешь что-то и считаешь, что это очень хорошо. Но если твоя жизнь не чиста, не праведна в мыслях, поступках, если ты все эти предписания Смрити, предписания благочестия игнорируешь, ты становишься отвратительным для Бога. Люди, которые противопоставляют понятия набожности, благочестия и духовности, считая, что духовность выше, заблуждаются. Вот, если я понимаю, что самое возвышенное положение — это положение Радхарани, и жертвую деньги на храм своему Гуру, и прихожу на воскресные программы, и пою самую возвышенную мантру в мире, - все человек считает, что у него уже есть духовная жизнь, соответственно все остальное – материальное, пустяк, на который Бог и не смотрит вовсе. Смотрит! Смотрит очень пристально. Он смотрит, как ты ведешь свой бизнес. Смотрит, как ты общаешься. Смотрит, что ты ешь. Смотрит, что ты думаешь, и как ты сам на это реагируешь. Он смотрит и делает выводы. Человек, который далек от праведности, очень далек от Бога. Человек, который не пытается следовать всем этим предписаниям, предписаниям Вишну, между прочим, не может прийти к Бхагавану. Ради этой праведности, ради того, чтобы исполнить пункт в пункт обязанности царя (хорошего, праведного царя) Он отрывает от сердца Ситу и Себя отрывает от Ее сердца. О чем еще можно говорить?! Что лучше, что ярче может показать людям, насколько высоко для Бога понятие «Праведность»? Насколько святы не те, кто истекают какими-то чувствами, а те, кто ради Него исполняют все эти предписания, кто правильно, достойно, благородно мыслят, говорят, поступают, стремятся, ограничивают себя в чем-то или наоборот заставляют себя исполнять какие-то предписанные обязанности. Конечно, когда человек просто все это делает, исключительно чтобы не попасть в ад или чтобы карма у него была хорошая, ему нет никакого дела до Парабрахмана, это нельзя назвать возвышенным положением. Но точно так же нельзя назвать возвышенным положением «святость» во грехе. Не бывает бхакти в сердце того, кто не в состоянии отказаться от греховных привычек, в сердце того, кто пренебрегает этим принципом праведности. Если человек допускает, что ради Всевышнего я могу врать…

Есть примеры в истории, когда ради «великой преданности» люди «находили» святые писания, которые составляли сами или кто-то другой составлял на заказ, чтобы убедить определенную прослойку общества, что эта философия воистину правильная. А уж сколько устно лгали на всякие лады, никакому счету не поддается. Но Бхагавану все это не нужно. Бхагаван отвращается от этого. Когда мы находимся в джагат, мы должны понимать и принимать всем своим существом, что даже Бхагаван по Своей воле, по Своей верности праведности, подчинял Себя законам, которые здесь есть, Он принимал их.

Рамачандра больше всего на свете не хотел, чтобы копье достигло цели, но это джагат. Мы же начинаем роптать, когда у нас что-то не складывается в жизни, что-то не получается, когда не реализуется наше заветное желание. Почему мы ропщем? Мы говорим: «Как же так?! Мы же Тебе поклоняемся, мы же любим Тебя, мы же преданы Тебе, мы же и то и это делаем! Почему же приходят эти вещи? Почему мы вынуждены нести на себе этот груз? Почему умирают люди, которых мы не хотим терять? Почему теряем какие-то материальные блага, почему болеем, почему нас злословят, почему у нас слабая память и т.д.» Но мы должны оставаться праведными в этих условиях. И Всевышний Господь Сам показал Своей жизнью, не формальным примером, не маску одевал. Своей жизнью, Своей болью Он показал, что мы должны это делать, что это правильно. Правильно - принимать то, что к тебе приходит. Правильно – исполнять свой долг и ставить это выше всего. Он показал, что, скорее, Он примет боль. Не разовую: Он страдал очень долго, после того как Сита ушла, равно как и Сита очень долго страдала. Но Он показал, что Он (никто не может Его заставить Его это сделать) предпочтет это. Это гораздо важнее, гораздо правильнее, гораздо дороже Ему, гораздо чище для Него, чем какое-то ощущение счастья ценой уловок, ценой использования каких-то преимуществ.

Это и есть по сути дела корень нашей обусловленности и он во всем: Когда люди приходят в религию, что они ищут там и что они находят? Счастье. Удовольствие. Они могут называть его духовным, трансцендентальным, чистым, еще каким-то. Но это удовольствие, просто счастье. И они никогда не думают, что это не ценно, не цель, что это бессмысленность. Они приходят для удовольствия. Вот объяснение, почему люди потом уходят. Человек, многократно вытерпев отсутствие счастья, вытерпев страдания ради счастья в будущем, в конце концов, просто спрашивает себя: «А на кой черт мне это нужно? Если всего лишь разница в том, что это счастье очень большое, очень долгое, но где-то там. По сути дела, я отказываюсь от счастья здесь и сейчас, но реального, которое испытываю и гарантированно могу испытывать дальше, ради какого-то счастья в будущем». И постепенно надобность в счастье в будущем, которого, может, и не будет, начинает тускнеть. Сама постановка вопроса: откажись от еды сейчас, чтобы наесться вдоволь потом. А голодному-то что в этом всем? И он начинает есть сейчас. Это неизбежно. В самом уже этом подходе видна абсурдность. Цель не в счастье, цель не в том, чтобы испытывать какие-то там заливающие тебя ощущения. Праведность, которая дорога для Бхагавана, дорога и для дживы. Святые, которые действительно стали жить так, понимают это. Они видят, что страдание праведника гораздо предпочтительнее, чище, ближе их сердцу, нежели какое-то там духовное счастье. И на примере Рамы мы видим это также.

Праведность, она сама по себе является ценностью, она не средство к счастью. Она просто есть. Это закон Бога, который принимает Сам Бог. Из этого мы можем понять, как для Него это дорого, насколько это для Него важно. Поэтому, как садхак, я должен принять праведность также. Легко, наверное, быть праведным в том мире, где нет беспокойств, где нет препятствий для твоей праведности. Но трудно быть праведным здесь. И Рамачандра показал это Своей жизнью. Если ты находишься в мире самсары, то праведность будет причинять тебе боль. Не всегда, но будет. И Господь показывает, что ты все равно должен ее принимать.