Откровениям великих святых мы обязаны самыми фундаментальными пониманиями. Можно отыскать много важного и удивительного в Словах Самого Нарайаны, в предписаниях Смрити, а так же обнаружить в самих себе, но объяснения Садху, рожденные из синтеза Писаний, поразительного опыта самих Садху и их способности говорить слова, близкие обитателям самсары, доносят понимание Таттвы до самых глубин буддхи так естественно и определяюще! Словно дали нам увидеть воздух, которым мы всегда дышали, будто предоставили возможность дотронуться до Солнца, в тепле которого живем год за годом. Неуловимое, но самое важное, то, на чем все строится, о чем мы много говорили и слышали, но так и не изведали. Оно так близко и всеохватно, что его и не увидишь. Но Садху могут научить видеть.

Каков я? Мы много читали о душе, много слышали. na jāyate mriyate vā kadācin... Не рождаюсь и не умираю никогда. anyāṁ prakṛtiṁ viddhi me parām jīva-bhūtāṁ... Отношусь к высшей пракрити Всевышнего. И про бесконечно малую величину читали, и про ошибочное отождествление себя с временным набором качеств. Разумеется, все это важно и нужно. Однако, каков я? Как прийти к постижению этого?

Очевидно, что нам требуется нечто большее, нежели словесное определение. Термином здесь делу не поможешь. Чтобы понять свою природу, требуется пережить опыт собственного предназначения, ведь именно оно содержит в себе джива-таттву, саму фактическую суть моей природы. Шастра многократно обращает наше внимание на печальное бытие порабощенной дживы, призывая освободиться. Мы ожидаем, что этот путь избавит нас от страданий, но сам путь, требуя жертв и усилий, начинает приносить страдания. Чем больше следуем указаниям Шастры, тем яснее видим, что наши ожидания не оправдываются, желания остаются не удовлетворенными. А от нас требуют все большего. Что тому виной? Шастра? Садхана? Гуру? Наши неправильные усилия в практике или, быть может, неверное понимание собственной природы и назначения Дхармы?

Человек очень сложен, но основной принцип его существования в самсаре очень прост – движение от одного полюса к другому, человек отталкивается от страданий и льнет к наслаждениям. Вот и все. В бегстве от неприятного и в поисках приятного, он откупоривает бутылку вина, обращается к искусству, приходит в храм... Но, к чему бы он ни обратился, куда бы ни пришел, два полюса следуют за ним неотступно. Потому даже Своему другу Арджуне Бхагаван объясняет искусство жизни в категориях yaḥ soḍhuṁ prāk śarīra-vimokṣaṇāt (Кто способен терпеть до самого момента оставления тела), tāṁs titikṣasva bhārata (Терпи их, Бхарата). Страдание и счастье посещают живое существо в этом мире, как жара и холод, и невозможно просто отключить их. Именно поэтому Кришна не сообщает Арджуне хитрый способ как возможно убежать от неприятного и окопаться в сферах вожделенного. Советует единственно возможное – терпи. При том терпи, как каму (желание), так и двешу (отвращение). И невозможно терпеть, не осознав, что в Садхане мы не движемся от неприятного к приятному, но просто терпим и то, и другое, стремясь к освобождению от ига биполярности самсары.

Когда Спаситель Нарасимха, довольный садачаром Прахлада, предлагает ему многообразные благословения, о коих мечтает каждый обитатель материального мира, Прахлад со скорбью в голосе говорит:

Не увеличивай обольщение в том, кто и так падок на эти утешения. Страшащийся этих пут, печальный ими, жаждущий свободы от них, Тебе доверяюсь!

Что это? Стандартная поза смирения, как ее понимают обитатели бренного мира? Разве смирение заключается в том, чтобы видеть одно, а говорить другое? Видеть в себе отсутствие склонностей к удовольствиям, но говорить, что они есть, не смирение – это умышленная ложь. Видеть же в себе то, чего на самом деле нет, – иллюзия. Смирение всегда имеет дело с реальностью. Смиренные слова отображают истинное положение дел. Прахлад видел в себе склонности к наслаждению, значит, они в нем присутствовали. Повод ли это для отказа почитать Прахлада великим святым? Каждое тонкое и грубое тело в материальном мире обладает определенными вкусами, склонностями к удовольствию. Каждое. Однажды Брахма обнаружил в себе вожделение к собственному чаду. Откуда это в нем? Случайность? Проклятье? Падение? Это часть оболочек каждого живого существа в этом мире. В любом человеке, небожителе, животном и растении находим определенную комбинацию вкусов и склонностей. Их удовлетворение и становится самоочевидным указателем что делать с самого рождения. Без такого стартового направления живое существо умирало бы сразу после рождения. Но оно ощущает голод, желание тепла, утешения, разнообразия, информации, сна и прочего. Реализуя все это, живое существо ощущает удовлетворение, лишаясь такового, ощущает страдание. Так изначально в каждом есть биполярность, задающая самоочевидное направление для жизнедеятельности. Животное только этим направлением и живет, всю свою жизнь. Иначе не может. А человек? У человека есть разумение, которое он может использовать либо как придаток для исполнения животных устремлений, либо как инструмент для освобождения.

Став на путь Садханы, человек в какой-то момент делает неприятное открытие: «о, мои привязанности, вкусы остались... иногда я чувствую те или иные желания удовольствия ради». Подбадриваемый религиозными лидерами, он пытается избавиться от них, и, когда это не получается сделать, впадает в отчаяние. Не удивляйтесь, когда находите в себе оставшиеся вкусы и склонности к наслаждению. Это часть вашего тонкого и грубого тела. Определенные вкусы, словно цвет глаз, пропорции тела, качества, определяющие тип вашего покрытия. Это приходит с рождения, как следствие прошлой кармы. Вы ведь не ждете, что в ходе Садханы ваши карие глаза непременно станут небесно-голубыми, и будут излучать чарующий свет? Так же, если конституция тела человека побуждает его принимать сухую и горькую пищу, он не станет в своем Бхаджане почитателем сладких фруктов. Многие свойства тонкого тела останутся на всю жизнь. Конечно, есть много поверхностного, что пришло к нам в процессе воспитания, общения, чему мы просто пытались подражать... Все это легко и быстро уйдет, но давление камы так или иначе будет ощущаться до самой мокши. Мы не можем просто взять и отключить врожденные свойства наших оболочек, а потому вынуждены их ощущать. Даже если мы поднялись на высокие ступени духовной эволюции, подобно Прахладе, мы будем ощущать, что склонности одурманиться счастьем, словно подколодные змеи, дремлют внутри, периодически пытаясь ужалить. Как нельзя отключить ум, так нельзя полностью отключить и этих змей. Казалось бы, уж для Вайшнавов можно было бы сделать исключение. Но как раз для них точно не стоит.

Святой Прахлад продолжил: Желаешь выделить природу слуги, Бхакту подталкиваешь к желаниям, которые есть семена самсары и путы для сердца, о Господь.

Если даже Прахлада подталкивает к желаниям, которые суть семена самсары, порабощающие сердце, то какие у нас основания опираться на собственные желания, наивно полагая, что они непременно духовные или обязательно станут таковыми? Зачем Он это делает? Зачем такое вообще происходит? bhṛtya-lakṣaṇa-jijñāsuh, Он взыскивает природу слуги. Джиджнаса – выявление, обнаружение. Кто-то может подумать, что Бог просто устраивает дешевое шоу, чтобы другим показать, какой замечательный слуга Прахлад. Но это каким же «богом» надо быть, чтобы ради показательного мероприятия мучить Своего Вайшнава, подвергать его страшным испытаниям?! У такого шоу не подходящая цена и совсем уж не стоящие плоды. Быть может, «jijñāsuh» здесь указывает на то, что Всевышний для Себя хотел найти в Прахладе определяющее свойство слуги? Бог, Который в сердце каждого, не нуждается ни в каких изысканиях и проверках. Он все видит и знает. Шри Нарасимхадэв выявляет bhṛtya-lakṣaṇam Прахлада для самого Прахлада. Не показывает имеющееся, но катализирует процесс дальнейшей кристаллизации этой особой природы слуги. Она не валяется где-то там, в сердце, ожидая пробуждения, она взращивается, выделяется из хаоса желаний, мыслей, качеств живого существа. Собирается по крупицам, как золото вымывается из песка и камней в реке.

Клинок уже содержится в куске металла, но его еще нужно выковать, выделить из стали. Для того горн, для того и молот, удары, нагрев и охлаждение. Предназначение дживы всегда в ней, но этого мало, требуется выделить из нее бхритйа-лакшанам, природу слуги. Безвольно плыть на волнах желаний легко и привычно, куда поманит внутренний голод, кама, туда и устремляйся. То один вкус отзовется в камах, то другой, то в храм потянет, то во все тяжкие... Потому и говорит Прахлад: желание – семя самсары. Близорукий радуется, когда кама тянет его в храм, мнит, что стал на путь святости, но так же будет радоваться, когда направление камы изменится и он «сбросит религиозное иго». Мудрый же понимает, что рабство не в том, какая кама, а в самом принципе камы. В суждении святого Прахлада не видим разделений на «духовную» и «материальную» камы. Сам принцип – яд, семя самсары. Но, как известно, в умелых руках яд становится чудодейственным лекарством. Божьи руки именно такие. Яд камы губителен, но в том его и спасительная сила. Коль в благочестивых делах и пытливой наблюдательностью живое существо стало способно разуметь, ощутит сети рабства в свободе делать то, что хочется. Будет словно опаляемо нуждой пресмыкаться перед внутренними побуждениями. Потому святой говорит, что соблазны пугают и печалят его. Потому и в Гите Господь говорит: na hyasaṁnyasta-saṁkalpo yogī bhavati kaścana, не отрекшийся от внутренних побуждений, не может быть йогом! Неважно каких. Если ты раб своих желаний, ты зависишь от них, а желания выражают возгоревшийся голод тех или иных твоих склонностей. Когда саттвичный голод будет временно утолен, трон сердца займут совсем иные желания, но рабу выбирать не приходится. Его просто продадут новым владыкам. Потому-то и пугает Прахлада то, что в сердце. Мудрый знает о склонностях, что пришли с ним в новую жизнь, и справедливо не доверяет им.

Однако, жар камы, могучий и туманящий рассудок, вынуждающий живое существо не только выполнять требуемое, но еще и безоговорочно верить, что это подлинная нужда самого живого существа, является лучшим катализатором природы слуги. Постоянные ожоги велений ума и сердца наилучшим образом контрастируют со свободным бытием того, кто по зрелому убеждению и пониманию собственной вечной природы непринуждаемо вершит угодное Абсолютному Благу. В стараниях отделить себя от кам и приблизиться к естеству вечного слуги, живое существо обретает все более ясное опытное различение того и другого.

Кто ожидает желаемого (в ответ на служение), тот не слуга, но торгаш! Неважно, о каком желаемом будет идти речь, хитроумное жонглирование словами «материальное счастье» и «духовное счастье» ничего не меняет. Формула остается однозначной: вершащий служение Богу ради собственного желания, является дельцом, но не слугой, и совершенно не имеет значения, какой вкус его побуждает выдаивать из Бога желаемое. Для дхармина, чья bhṛtya-lakṣaṇam явлена Господом, это очевидно.

Легко заниматься идеалистической демагогией, словесно демонстрируя превосходство религиозного бескорыстия над любыми формами явного желания вознаграждения, но внутренне принять, что я предназначен для наполнения Господа анандой, а не Дхарма предназначена для наполнения анандой меня, дело не из простых. Все равно подсознательно ожидаем оплаты радостью, счастьем, влечением, чувством полноты жизни, и т.д. И не просто ощущаем это ожидание, но ориентируемся на него, используем как показатель правильности собственных усилий и догматов веры. Если не приласкает Господь наше сердце (читай – чувства) в ответ на Бхаджан, обольем собственную веру помоями сомнений, а потом и вовсе забросим усердие. Совсем не так, как Нимай Пандит выражал ожидание дхармина:

Не потому, что надоело страдать в самсаре, и не ради небесных ощущений совершаю поклонение. Ты можешь вовсе никак не реагировать на мои попытки и не откликаться ни радостными переживаниями в моем сердце, ни откровениями, ни чудесами. Это ничего не изменит, поскольку все это не есть цель Садханы.

Я – не ради желаний Твой бхакта, а Ты – Господин не из нужды (в слугах). И никакого дополнительного смысла (выгоды) Владыке и слуге не нужно. Никакие исступленные чувства не приведут к такому. Но зрелое понимание приведет. Что такое «понимание»? Это не значит, просто получить информацию и разобраться, о чем идет речь. Это значит, принять образ мышления. Истина не в информации, но в типе мышления, в особом восприятии. Такое восприятие не купишь за деньги, и не внушишь себе эмоциональным самонастроем. Только Господь, как и обещал, может выделить в Своем верующем природу слуги, и вот эта природа как раз джива. Фактическая, реально различимая и функциональная сущность души.

Фиктивная личность, замешанная на траигунйе, не может и представить себе, как это — жить счастьем Другого. Все примеры мира материи, вроде жертвенности матери к ребенку или солдата к Родине, имеют своей основой совершенно иное. Трудно, но вполне возможно идти на регулярные жертвы ради привязанностей, поскольку обусловленное существо видит в этом очевидную чувственную компенсацию. Трудно, но вполне возможно, будучи ослепленным патриотическим чувством, в единократном порыве рискнуть жизнью. Но непрерывно жить для Абсолютного Целого, ища возможности для Его удовлетворения и полностью игнорируя наличие или отсутствие чувственного удовлетворения от своей деятельности, для мнимого «я» совершенно невозможно. Нелепо, бессмысленно, невкусно, а потому невозможно. Только тот, в ком Господь выделил bhṛtya-lakṣaṇam, оказывается способным на это.

Так происходит опытное ощущение себя душой. Что значит «душа»? Невразумительный антипод материального тела? Сам Всевышний именует душу Собственной амшей, частью. Часть предназначена Целому. Таково естество. В Дхарме это естество и выявляется, как клинок являет себя из стали в руках умелого мастера.

Сложность в том, что обусловленная душа ничего не станет делать, пока ее не смотивирует кама, а на подобное мотивировать она не будет. В этом великая власть самсары, замкнутого круга, по которому живое существо может бегать бесконечно долго. Дхармин вырывается из самсары лишь участием Господа, Который выделяет его бхритйа-лакшанам. Но почему же Бхагаван не делает это со всеми практикующими ту или иную садхану? От Дхармина так же требуется великое: вершить подвиг каждый день, верой и разумом направляя себя к тому, что Правильно, а не к тому, что желанно. anyacchreyo anyad utaiva preyas... Одно — благое, и совсем иное — желанное. Для баддха-дживы это единое, для Дхармина — нет. Он делает невозможное, ищет не того, что желанное, а потому благое, но ищет благое, правильное, а потому желанное, даже если желания так поступать нет. Об этой свободе молит святой Прахлад Нарасимху:

Если хочешь даровать мне желательное благословение, о Владыка благословений, пусть желания не связывают мое сердце. О таком благословении прошу, Господин!

Немыслимая, но совершенно необходимая воля для успеха в садхане. Откуда же берется возможность так думать и поступать? То все священнодейства, предписанные Шастрой, исполняя которые с джнаной, садхак прекращает безусловность своего рабства принципу камы. Такую великую власть имеют посты, ритуалы, мантры и прочие кармы, явленные Святым Писанием. Но там, где великая милость, там великое доверие, а где подобное доверие, там огромная ответственность. Тот, кто получил возможность менять свое сознание с кама-адхикарина на Дхармина, но не пользуется ей с благоговением и решимостью каждый день, недостоин покинуть самсару. Потому и практика его, со всеми киртанами, постами и проповедями, источник приятных карма-пхалам, которые привяжут беднягу к самсаре пуще прежнего. Бхагаван в самых глубинах моего «я», и Ему ведомы не только мои кармы, не только телесные старания, но и усердие помыслов, попытки верно мыслить и принимать решения. Это важнейшее поле брани для садханы. В джнана-йоге происходит смена полюсов нашего сознания, человек начинает мыслить категориями щастрически правильного, а не приятного. Когда Господь видит подобное усердие, тогда и высвобождает дживу из рабства. Свободная от безусловного рабства своим «хочу», она получает возможность прислуживать Богу.

Когда от всех желаний освобождается человек, утвердившись в помышлении, в тот же миг, о Лотосоокий, обретает божественное достоинство (становится подходящим для служения Самому Богу).