Сампрадайа — значит, «наделяющий». Это средство передачи последующим поколениям мантры, философии, ритуалов. Благодаря сампрадайам, в какую бы эпоху ни обратился к исканиям Высшей Истины пытливый человек, он сможет почерпнуть из хранилища живой воды, которую бережно передают из поколения в поколение приверженцы той или иной сампрадайи. Это словно консервация истины, открывшейся в незапамятные времена великому мудрецу, но эта консервация, как и все в тленном мире, несовершенна.

Сампрадайа — прекрасный способ сохранения истины, и эффективное средство ее потерять. Вы задумывались над словами Бхагавана?..

imam vivasvate yogaṁ proktavān aham avyayam
vivasvān manave prāha manur ikṣvākave`bravīt
evaṁ paramparā-prāptam imaṁ rājarṣayo viduḥ
sa kāleneha mahatā yogo naṣṭaḥ parantapa

Эту йогу неизменную Я объяснил Вивасвану,
Вивасван передал ее Ману, Ману пересказал Икшваку.
Так она одним за другим праведными царями познается.
Могучим временем эта йога искажена (потеряно ее первозданное содержание),
о покоритель противостоящих тебе!

(Б.г. 4.1-2)

Неужели, речь идет о какой-то «плохой» сампрадайе? Или это единичная трагическая случайность? Причина указана Самим Богом, и причина эта носит абсолютный и непреодолимый характер: sa kāleneha mahatā yogo naṣṭaḥ parantapa. Йога искажена в парампаре великим временем. Это не частный случай, это правило, поскольку нет ничего более постоянного и более определяющего в мире материи, нежели фактор времени.

Однако люди склонны относиться к этим словам Кришны, как к теоретически правильной абстракции. «Это все, конечно, верно, и все же относится не ко мне». Нет. Это говорится о любой сампрадайе: о вашей, о моей, о тех, что когда-то были, и о тех, что возникнут в будущем. Истина, йога, одна, но мы видим на сегодняшний день далеко не одну сампрадайу (я уж не говорю о сторонних религиях), каждая из которых претендует на истинность собственного учения и практики, и, в то же время, разительно отличается от прочих сампрадай. Если уважаемый читатель не относится к той категории людей, которые удовлетворятся безумным объяснением, что «таковы лилы наших ачарйев», остается заключить, что Садхана и Сиддханта, возможно, изначально верные, под влиянием времени исказились в большинстве сампрадай, если не во всех. И дело не в зловредных заговорах и намеренных попытках исказить правду, просто сказывается влияние неизбежного.

Следует понимать, что неумолимый фактор времени разрушает сохранность понимания Истины не так, как портится фрукт, слишком долго задержавшийся на ветке дерева. Влияние времени имеет выражение во множестве аспектов. В любой сампрадайе немало утраченного (увы, теряются не только манускрипты, но и мысли, слова, люди, факты), привнесенного (философские школы одной религии всегда оказывали друг на друга колоссальное влияние, даже когда были пропитаны отвращением друг к другу), додуманного (за надобностью покрыть явные пустоты в вопросах философии и практики), искаженного (человеческий фактор присутствует всюду). Вот так и получается, что в одной вайшнавской сампрадайе веруют в безличный Брахман адвайтинов, а в другой это считается диким святотатством; одна сампрадайа поклоняется мурти, считая Его духовным, а другая полагает, что мурти— не Бог, Бог внутри мурти; и даже в пределах одной сампрадайи есть разные ветви, одна из которых почитает Лакшми как Шакти Господа, другая же, ссылаясь на того же первоачарйу, считает Оную самой дорогой для Господа дживой. Только безнадежный глупец или невыразимо безразличный к истине человек может считать, что все правы, принимай любую сампрадайу, ибо все авторитетны.

Но не меньшей близорукостью страдает тот, кто, приняв одну из этих сампрадай, тут же забывает о неизбежном зле, которое присутствует в любой сампрадайе. Предостерегающие слова Бхагавана для него становятся удобной плеточкой, которой можно побивать «не своих». Сам же бездумно и заочно принимает весь пакет догм и практик избранной школы, какие бы они ни были. А на чем основывается такое принятие? На вере? Но разве можно верить в то, о чем еще даже не узнал, что не обдумал, что не прижилось в сердце в ходе глубокого рассмотрения и испытания? Как можно принимать с искренностью что-либо, не обнаружив этому всесторонней поддержки в Шастре? Вера — зрелый плод неподкупного обдумывания того, что открылось, а не внезапный порыв сердечных чувств.

Путь дхармина — бескомпромиссное искание истины, но никак не ущербное бытие паралитика, который питается тем, что сердобольный прохожий нашел в собственном кармане. Те выводы, к которым пришел тот или иной Ачарйа сампрадайи, должны восприниматься орудием, с помощью коего можно попытаться обдумать многогранную Истину. Это средство постижения Истины, инструмент, а не монолитный памятник Истине, с которым надо просто согласиться, как соглашаются с неизбежным игом. Садху всегда искали, думали, открывали, а затем делились теми выводами, к которым они пришли. И эти выводы далеко не во всем совпадали с мнением даже их непосредственных Гуру. Так было и с Рамандужей, и с Мадхвой, и многими другими. Если их подход был ошибочен, то и вся сампрадайа, следующая за ними, ложна, если же этот принцип искания верен, то почему он мумифицирован и замурован в усыпальницах этих Ачарйев? Почему им брезгуют последующие поколения?

Изучите Упанишады. Тот или иной мудрец, давным-давно прошедший обучение у искусных Гуру, продолжал искать, задаваться вопросами, углубляться в своих размышлениях, а затем, с великим почтением, приближался со связкой дров для жертвенной йаджны (практика обращения ученика к Ачарйе) к другому мудрецу и вопрошал о Брахмане. Шветакету, изучивший Веды под руководством известных Учителей, не посчитал преступлением принять от собственного отца, истинного Провидца, иное объяснение Таттвы, проливающее свет на единое Начало всего сущего, ибо не нашел оного в объяснениях своих Гуру. С великим смирением и не меньшей настойчивостью поучается Начикетас у Йамараджа, хотя отцом его был знающий Ауддалака Аруни. Это подход дхармина, ибо дхармин пытается понять Истину, открывшую Себя в Шастре, а не ищет возможности влиться в дружное стадо единодумцев (и не так уж важно, что именно они думают).

Значит ли вышесказанное, что наследие Гуру той или иной сампрадайи не нужно? Можно ли сделать вывод, что искатель должен сам все понять и постичь? Конечно же, нет. Упанишада недвусмысленно указывает: proktānyenaiva sujñānāya preṣṭha, только объясненное другим, (это Знание) может быть легко постигнуто, дорогой. Кем «другим»? upadekṣyanti te jñānaṁ jñāninas tattva-darśinaḥ, теми джнанинами, что созерцают Истину. Но в той же Упанишаде гармонично и необходимо звучит фраза: dṛśyate tvagryayā buddhyā sūkṣmayā sūkṣma-darśibhiḥ, зрят (его) разумом рассекающим и тонким зрящие тонко (проницательно). Мне помогут понять Истину созерцающие Ее, но, если я не буду принимать их помощь, используя острый, как лезвие бритвы, разум, если буду бездумно заглатывать наивностью и умственной ленью, я не пойму Пара-таттву ни с помощью других, ни сам.

Таким образом, те или иные аспекты наследия сампрадайи могут, как помочь искателю яснее увидеть Истину, так и затуманить его взор изначальными или привнесенными искажениями. Садхак должен быть готов к этому, именно потому Шастра говорит о необходимости собственного острого разумения. Просто предаться представителям той или иной сампрадайи недостаточно. В сокровищницах философской мысли различных школ мы можем обнаружить поразительные открытия, чудесные объяснения, которые позволят нам увидеть цельной картиной, ранее казавшиеся нам противоречивыми, изъяснения Писаний. И тогда мы понимаем: это настоящее, это достойно преклонения. Но должен ли я, давясь и зажмуривая глаза, заглатывать, стоящие по-соседству суррогаты? Если я вижу, что Шастра всюду указывает, что душа предназначена для исполнения воли Нарайаны, а творения сампрадайи навязывают мне поиск моего собственного вечного счастья, что является продолжением самого обычного эгоизма кама-адхикарина, должен ли я принимать это? Если Шастра и здравый смысл утверждают, что есть только один единый и всегда (во всех проявлениях и всех ипостасях) совершенный Господь, могу ли я согласиться с философским мракобесием собственной сампрадайи, приводящей меня к мысли о превосходстве красивого «бога» над «богом» могущественным, а «бога» милостивого над «богом» справедливым? Не должно ли меня напугать, что мнение того или иного Свами я ставлю выше, нежели слова Шастры? Не Свами ли должен быть принимаем ровно настолько, насколько он помогает понять Шастру? Так почему же сейчас сплошь и рядом исповедуется идея, что Шастра должна быть использована, чтобы помочь понять Свами и подтвердить его слова?

Искреннего и разумного искателя Истины должна интересовать не сампрадайа как таковая, а конкретные Гуру (в этой сампрадайе или вне ее), чьи объяснения откровений Шастры проливают свет, а не затеняют гармоничный и логичный смысл Писания необходимостью политкорректно петь в общем хоре предыдущих наставников. И далее, в этих конкретных Гуру он должен находить мысли и открытия, позволяющие самому прийти к шастрическому мышлению. Следует с великим почтением и пристальным вниманием обращаться к идеям представителей сампрадайи, помня о том, что эти идеи могут быть, своего рода, корректирующими «линзами», благодаря которым, можно узреть живую суть утверждений Шастры. Но среди таковых будут попадаться и мутные стекляшки, сохраненные в сампрадайе из-за надуманного уважения к именитости их автора. Почтением к Истине, в данном случае, будет отвращение от таковых «перлов».

Но можем ли мы быть столь дерзновенными? Разве мы способны сами принимать правильные решения в столь сложных вопросах? А разве не мы собственным решением принимаем прибежище в той или иной сампрадайе? Не наши ли выводы становятся причиной принятия прибежища у определенного Гуру? Если сверяться с доводами Истины не в наших силах, то выбор Гуру и сампрадайи заведомо ошибочен, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Дхармин обращается к наследию сампрадай для того, чтобы постичь Истину, объясняемую Шастрой, но никак не для того, чтобы ознакомиться с традиционными воззрениями той или иной школы. Конечно, последнее требует лишь хорошей памяти, да изрядной доли фанатизма, потому это самый легкий вариант. Посидел на лекции заезжего Гуру или книжечку прочел, прислушался к сердцу, — зацепило или нет, да и «предался» на все сто, заведомо согласившись со всем, что тебе скажут. А дальше дело за малым: меньше думай, больше вбивай в голову, что сказал этот Свами, и что написал тот. Будешь уверенно и много пересказывать зазубренное другим, быстро поднимешься по карьерной лестнице и, может быть, когда-нибудь и сам станешь Свами. А толку-то? В любой сампрадайе есть масса таких вот экскурсоводов по «захоронениям истины». Они с театральным чувством повторят в тысячный раз, что, кем и когда сказано, и поведут далее по замкнутому кругу своих послушных слушателей, стройным рядком, затылок в затылок. Но есть в сампрадайах и живой ручеек думающих, открывающих, принимающих и отвергающих, настоящих Святых. Это и есть духовные «потомки» древних Риши. Даже если в их заключениях есть пробелы или неточности, они заслуживают самого искреннего почитания. Именно они могут научить своих слушателей и читателей не подборке частных мнений, залитых в цементный монолит догмы, но тому, как возможно действительно прийти к тому же, к чему пришли они в своих размышлениях, исканиях. Они учат думать особым образом, передают шастрическую систему ценностей, благодаря чему искренний и мыслящий адепт сможет сам видеть и понимать то и так, как видят и понимают эти Святые.

Так или иначе, человек сам ответственен за собственную духовную жизнь, за свое настоящее и будущее. Он сам принимает решение относительно выбора сампрадайи, обращения к тому или иному духовному лидеру. И когда он становится учеником или последователем, ответственность и необходимость принимать решения никуда не исчезает. Сампрадайа может предоставить в помощь искателю те инструменты, которые в ней хранятся, хорошие и испорченные, но не стоит думать, что, получив помощь, можно ничего не делать далее самому. Помощь полезна тем, кто идет сам, а тем, кто переложил обязанность думать и выбирать на представителей сампрадайи, помощь ни к чему. Они мертвы. Они не лучше камней.