Обновления:

Пожалуй, самой излюбленной формой изложения мудрых мыслей для обывателя является притча. Она чрезвычайно проста, удобна и максимально беспринципна. Не составляет ни малейшего труда выкрасить в тона глубокого понимания жизни любую чепуху, а при необходимости, слегка подправив формулировки, можно ту же притчу использовать для убедительного подтверждения и вовсе противоположного смысла. Наверное, все знают притчу о вороне и льве... Если очень коротко: ворон питается мертвечиной и живет 100 лет, а лев пожирает еще брыкающуюся добычу, но живет в три раза меньше. Между ними происходит короткий диспут, в котором ворон насмехается надо львом из-за его куцей продолжительности жизни, на что лев надменно бросает, что лучше прожить 30 лет, наслаждаясь горячей кровью жертв, чем 100 лет копаться в падали. Все это, разумеется, приправлено помпезными, жизнеутверждающими оборотами, что убеждает слушателя в очевидной истинности такого подхода. Но при желании эту же байку можно перевернуть и снабдить ворона невозмутимыми фразами, из которых будет следовать, что вековая мудрость, пусть и при невзрачном питании и скромном образе жизни, куда лучше короткой, хотя и насыщенной впечатлениями жизни, когда не успеваешь обрести понимание смысла бытия, да так и сгораешь, как яркая пустышка. Начав же услышанную или самостоятельно придуманную притчу с весомого оборота, к примеру, «однажды один мудрец», или «к Будде пришел монах, и Будда сказал», возможно, не напрягаясь, утвердить любую нелепость в умах впечатлительных, но безграмотных слушателей.

Хотя мула-шастра не опускается до стряпни из притчей, а предлагает читателю исторические диалоги с четкими, обоснованными изъяснениями системной Сиддханты, встречается в ней такой формат, как примеры, сравнения, призванные проиллюстрировать ту или иную мысль в знакомых читателю образах. Смысл использования такого формата очевиден: обращаясь к образам, знакомым для читателя, можно позволить ему уловить хотя бы общее представление о предмете обсуждения, дабы вдумчивый читатель получил отправную точку для дальнейшего изучения. Ведь гораздо сложнее сходу оперировать понятиями совершенно незнакомыми, чуждыми нашему повседневному мышлению. Однако, к сравнениям и примерам Шастры следует относиться с известной осторожностью, воспринимая их лишь условно полезными.

Инертное мышление человека склонно пользоваться шаблонами, как вполне достаточным принципом осознания чего бы то ни было. Сталкиваясь с новой, непривычной и сложной для нас идеей, мы сразу же пытаемся откопать в кладовых памяти аналоги, слепить их в подходящей последовательности, и так получить умиротворяющее ощущение того, что изучаемый предмет нами вполне осмыслен. Соответственно, когда в область восприятия попадает та самая новая и неудобоваримая для нас идея из Шастры, мы радуемся, если в комплекте с ней предлагается объясняющее сравнение, аналогия. В уме пробегает шелест ментального облегчения – ах, вот, что имеется ввиду... ну, это мне понятно. Зуд стремления закрыть зияющую дыру непонимания быстро унимается, и «вполне понятная» тема отправляется на пыльные полки уже изученного. Наличие иллюстрирующих примеров, элементарных сравнений способствует такому деструктивному решению задачи.

Чтобы извлечь пользу от, имеющихся в Шастре, примеров и сравнений, следует помнить об их условности и частичности. Любой пример может быть удачным лишь в некотором смысле, и никогда не бывает всеобъемлющим. В любом сравнении подразумевается схожим только какой-то аспект, но не вся аналогия целиком. То есть, ни в коем случае нельзя принимать попавшееся сравнение или пример полным аналогом объясняемого явления, темы. Перенести используемый пример всецело и достаточно объясняющим шаблоном, годным для исчерпывающего разумения, будет чудовищной ошибкой. Когда какой-либо Риши, объясняя сложный вопрос, обращается к иллюстрирующему сравнению, он таким образом дает возможность своему собеседнику зацепиться за «кончик нити в клубке», который еще разматывать, и разматывать. Не более того.

Поучая своего сына разумению Брахмана определяющей Первоосновой всего сущего, известный мудрец обращается к принципу аналогий:

śvetaketo yan nu somyedaṃ mahāmanā anūcānamānī stabdho 'si
uta tam ādeśam aprākṣyaḥ yenāśrutaṃ śrutaṃ bhavaty amataṃ matam avijñātaṃ vijñātam iti

Шветакету, любезный, коль мнишь себя великим, знающим Веду, непоколебимым,
Просил ли ты о наставлении (своих учителей), которым неслышимое становится слышимым, немыслимое мыслимым, и непознанное познанным? (Чханд. 6.1.3)

yathā somyaikena mṛtpiṇḍena sarvaṃ mṛnmayaṃ vijñātaṃ syāt
vācārambhaṇaṃ vikāro nāmadheyaṃ mṛttikety eva satyam

Это подобно тому, любезный, как с одним фрагментом глины все сделанное из глины становится распознанным,
Ибо изменение формы – лишь сообщение иного названия, и только глина остается настоящей основой. (Чханд. 6.1.4)

Инертный ум тут же выхватывает понятную «суть», упрощая свой труд. Схватил любое изделие из глины, обозначил свойства глины по изделию, и теперь вся утварь из глины тебе известна. Аналогично, рассмотрев любой объект окружающего бытия, выносишь суждение о Брахмане, как настоящей основе каждого объекта в мире... Что в корне ошибочно. Мы действительно получим полноценное представление обо всех изделиях из глины, изучив глину в одном из них, но невозможно то же самое проделать с каким-либо объектом бытия, получив так понимание Брахмана, распространяющего Себя в бытие. Используемый пример лишь указывает, что определяющей Сущностью любого объекта в реальности является Брахман, и воспринять сие возможно только знанием. И, зная Брахман Первоосновой одного объекта, ты знаешь Его же определяющей Первоосновой любого объекта.

Касаясь некоторых аспектов познания Высшего, Махабхарата предлагает следующий пример:

yathāmbhasi prasanne tu rūpaṃ paśyati cakṣuṣā
tadvat prasannendriyavāñ jñeyaṃ jñānena paśyati

Как в спокойной водной глади видится глазом образ,
Так умиротворивший способность чувствовать воспринимает познанием то, что надобно познать. (МхБх 12.197.2)

Достаточно просто смотреть в ровную гладь озера, чтобы неискаженно узреть свое отражение, небо, огромные деревья на берегу. Значит, путь к тому, чтобы узреть истинного себя и Бога можно свести к достижению внутреннего покоя. И ведь на самом деле есть персоны и даже целые школы медитации, полагающие достаточным для обретения понимания Высшей Реальности принуждение собственных мыслей и эмоций к тишине. Но разве данная идея содержится в приведенном примере? Следующий же стих дает важное уточнение:

sa eva lulite tasmin yathā rūpaṃ na paśyati
tathendriyākulībhāve jñeyaṃ jñāne na paśyati

В покрытой рябью поверхности образ не распознается,
Так и в смущенных чувствах не воспринять того, что требует познания. (МхБх 12.197.3)

На самом деле, пример говорит только о том, что возмущение эмоций и мыслей сильно мешает в процессе познания Истины, но ошибочно делать вывод, что обретенная внутренняя тишина будет достаточной заменой процесса познания. Покой мыслей и чувств – необходимое условие, но отнюдь не достаточное.

Или же весьма известное шрутийское сравнение души и Бога с двумя птицами, сидящими в кроне одного дерева:

dvā suparṇā sayujā sakhāyā samānaṃ vṛkṣaṃ pariṣasvajāte
tayor anyaḥ pippalaṃ svādv atty anaśnann anyo 'bhicākaśīti

Две птицы, два близких спутника, занимают одно древо,
Одна из них – вкушающий вкусный плод, другая – не вкушающий, и лишь взирает. (Швет. 4.6)

Какие только выводы ни делают, опираясь на эту аналогию! В восприятии некоторых оная аналогия видится основанием считать Бога и душу равными началами. А что?.. Не даром же тут используется для отождествления с Богом и атмой одно существо – птица. Не два нарочито разных. Просто одно существо наивно увлечено материальной жизнью, вкушая ее разнообразие, а другое, облеченное в мудрость, отстранено от материальной деятельности. Значит, если душа обретет мудрость и так же возвысится над жизнью в материи, она и будет второй птицей, Богом. Ну, и так далее. Но в том же тексте ранее совершенно однозначно и подчеркнуто эти два существа принципиально противопоставляются друг другу:

jñājñau dvāv ajāv īśānīśāv ajā hyekā bhoktṛbhogārthayuktā
anantaś cātmā viśvarūpo hy akartā

Двое нерожденных – знающий и неведающий, Владыка и не владеющий, и один из них поглощен переживанием того, что в удовольствии,
Другой же – безбрежный Атман, ВсеОбраз, не действующий... (Швет. 1.9)

Значит, из используемого сравнения мы можем извлечь лишь понимание того, что и атма, и Господь – пуруши, но один принуждаем господствующей природой быть увлеченным переживанием карм, тогда как второй Самодостаточен, оттого-то просто взирает.

Очевидно, что шастрические примеры и аналогии не могут считаться вполне исчерпывающим и дословным объяснением. Скорее, это незначительное дополнение к изложению той или иной темы, и рассматриваться это дополнение может только в контексте всего повествования и с учетом уже известных читателю тематически связанных постулатов Шастры. Человека грамотного в Шастра-сиддханте таковые сравнения и примеры могут несколько обогатить образным пониманием в изучении сложных тем, но ленивого в изучении Шастры, инертного и примитивного в мышлении могут надолго забетонировать в ошибочном понимании.




  
явление анартх