Обновления:

По просьбе наших читателей Гурудэв подробно разбирает стих из Брихад-аранйака Упанишады, на который часто ссылаются гаудийи в подтверждении теории татаста-шакти, или "пограничной энергии".

Гаудийи приводят в подтверждение своих гипотез о существовании татастха-шакти стих из БАУ 4.3.9. Якобы в стихе говорится про состояние дживы в междумирье и восприятии обоих миров. Это, мол, и характеризует ее, как татастха-шакти.

Прежде всего, странно, что, ссылаясь на этот стих, как единственное известное гаудийам подтверждение пограничности дживы, представители ИСККОН продолжают верить, что джива «пала» из духовного мира. Ведь стих якобы позиционирует дживу находящейся в своем природном положении между мирами, а не в духовном мире. Она висит в промежуточном положении и зрит оба мира. Пожалуй, тут стоит принять концепцию гаудийа-матха с выделением джив из брахмаджйоти и последующим выбором самой дживы между мирами.

Любопытно, что в цитируемом стихе слово taṭastha не употребляется вовсе. Не говоря уже о необходимой связке со словом «шакти». То есть, по факту нет вообще ни одного прямого упоминания этого термина в мула-шастрах, тогда как у гаудий это понятие является основой для определения природы живого существа, объяснений его нахождения в материальном мире и плотно связано с органическим принципом садханы. По логике вещей, фундаментальные постулаты философии должны основываться на свидетельствах Шастры, которые многочисленны и системны. В данном случае мы видим факт создания философии на предположении, которое вовсе не присутствует в Шастре. Это о многом говорит. Впрочем, обратимся к разбору упомянутого стиха и брахманы в целом.

tasya vai etasya puruṣasya dve eva sthāne bhavatas
idam ca paralokasthānam ca
sandhyam tṛtīyam svapnasthānam
tasmin sandhye sthāne tiṣṭhan ubhe sthāne paśyati
idam ca paralokasthānam ca
atha yathākramas ayam paralokasthāne bhavati
tam ākramam ākramya ubhayān pāpmanas ānandān ca paśyati
sa yatra prasvapiti
asya lokasya sarvāvatas mātrām apādāya
svayam vihatya svayam nirmāya svena bhāsā svena jyotiṣā prasvapiti
atra ayam puruṣas svayaṁjyotis bhavati


Того человека несомненно два состояния – настоящее
Здесь и нахождение в другом мире.
Соединением (их) является третье – состояние дремоты.
В том состоянии соединения будучи, в обоих (других) состояниях созерцает
Здешнее и в другом мире.
Например, обретение здесь бывает (обретением и) в другом мире.
Его обретение обретя, страдания и блаженства – оба видит.
Он как засыпает,
Этого мира все детали не разделяет,
Сам нарушает, сам создает, своим сиянием, своим светом засыпает.
Так этот человек собственным светом бывает.

Приведен стих целиком, а не первые строки, как это удобно делать известным проповедникам. Пуруша, о котором здесь идет речь, не джива, как таковая, а именно человек, обитатель мира материи. Брахмана начинается с вопроса Джанаки к Йаджнавалкйе относительно света для пуруши. Йаджнавалкйа говорит, что светом для человека является Солнце. ādityena eva ayam jyotiṣā āste palyayate karma kurute viparyeti iti При свете Солнца он отдыхает, уходит, исполняет долг и возвращается. На вопрос, что же будет светом для человека без Солнца, мудрец говорит про Луну. Совершенно очевидно, что речь в брахмане сей с самого же начала идет о человеке в материальном мире.

dhyāyati iva lelāyati iva sa hi svapno bhūtvā imam lokam atikrāmati mṛtyos rupāṇi Сознает будто, словно мечется, дремлющим будучи, этот мир тленных форм пересекает. В 7-м стихе объясняется, о чем идет речь далее. Не о выборе дживы, не о ее природе, но о состоянии дремоты. Собственно, для рассудительного человека это и так понятно из содержимого 9-го стиха.

Лока – мир. При том, не обязательно «мир», как место, но как некая сфера, принцип существования. «Лока» в санскрите довольно обширное понятие. Сюда относится и планета, и человек, и мироздание. В данном случае речь идет о мирах не в физическом смысле, а в контексте состояний. Паралока – отнюдь не духовный мир, а просто «иной», пара – другой, отличный. Для Шастры вовсе не типично обозначать Ваикунтху этим термином. Паралока здесь противоположность бодрствованию, это состояние глубокого сна. Это два базовых состояния человека в мире материи. С данного постулата и начинается стих.

Есть и третье состояние. Не татастха, а сандхйа – смешение двух состояний. Потому и говорится sandhyam tṛtīyam svapnasthānam, (их) соединение – третье, (и это) состояние (sthānam) дремота (svapna). Не шакти, не таттва, не естество, но sthānam, состояние, нахождение в. Это своего рода перевалочный пункт. Засыпая (prasvapiti), наше сознание еще не ушло в глубокий сон, но уже не находится в бодрствовании, потому в нем сочетаются (sandhyam) реалии сна и бодрствования. Потому говорится, что не разделяет все происходящее в дремоте – что от мира реальности, а что от снов. Человек переносит в этом состоянии из физической реальности в мир отрешенного сна события, объекты, чувства. atha yathākramas ayam paralokasthāne bhavati Какое-либо обретение в мире яви, становится обретением и в паралоке, в другом мире. Сдали экзамен по химии, к которому долго и напряженно готовились, естественно, что это достижение потом можем увидеть и во сне. Разумеется, «духовный мир» сюда не приплетешь. Тем более, что дальше говорится: tam ākramam ākramya ubhayān pāpmanas ānandān ca paśyati Заполучив так обретение, видит в нем присущие страдание и удовольствие.

В трактовке гаудий этот стих полностью звучал бы совершенно дико. Выходит, что, заполучив что-то здесь, в мире материи, мы тащим это в высший мир. Прямо религия почитателей фараонов, которым в последний путь снаряжали целые караваны сокровищ, снеди и даже рабов – чтобы «там» им все это пригодилось. Более того, в духовном мире перенесенное будет смердеть грехом (или мучительным страданием) и удовольствием (pāpmanas ānandān ca).

Разумеется, что все это относится просто к переходу от бодрствования к глубокому сну. sa yatra prasvapiti, он засыпает. Если речь идет о нашей пограничной природе, то дремота (третье состояние), будучи переходным процессом (он бодрствовал, а теперь засыпает), указывает на некое событие. Выходит, мы не были татастхой, не изначальная эта наша природа. Были чем-то иным, а потом только заснули, созерцая оба мира. Конечно, целый стих создает множество неудобств теории о татастхе, но давайте уж рассматривать целиком, если хотим понять реальный смысл.

Именно переходом в глубокий сон объясняется, что человек сам созидает и рушит, сам себе свет. В высшем мире ничего он не созидает и не разрушает, и свет не он себе, но – Нарайана. Как говорится в Катха Упанишад (2.2.15), все отсвечивает Его светом, все видится в Его свечении. Далее в рассматриваемом тексте (10-й стих) говорится, что там нет озер и лотосов в них, но сам человек творит их. Там он – созидатель, sa hi kartā. Разумеется, такое относится именно ко сну, ибо неприменимо ни к материальному миру (читаем Бхагавад гиту), ни к духовному. В стихах 14-17 объясняется, что человек, изведав усладу во сне и совершив свои кармы в реальном мире, спешит вернуться в мир сна, а, выспавшись, обнаруживает себя на месте засыпания. Этот цикл повторяется вновь и вновь.

Думаю, что здесь совершенно очевиден факт подлога. Ни о какой татастха-шакти речи и близко нет. Сама эта идея, как и термин, притянуты за уши, поскольку требовались для создания ощущения целостности для молодой философии Рупы и Санатаны.