Жизнь обитателей этого мира заключается в ощущениях, впечатлениях. Что такое моя работа? Впечатления от коллег, начальства, рабочего процесса, ощущения от получения заработанной суммы. Поездка на курорт... Это впечатления, и ничего больше. Встреча с приятелем, новый фильм, выступление политика, все.

Если нет впечатления, то нет ни приятеля, ни фильма, ни курорта. Человек замечает другого человека только тогда, когда появляется хоть какое-то ощущение: «о, симпатичный человек», или же, «какая на нем странная одежда». Нет впечатления, человека словно и вовсе не существует. Иными словами, обусловленное живое существо видит только то, что существует между ним самим и наблюдаемым объектом – ощущение.

В реальности существует наблюдающий, его способность наблюдать и наблюдаемое. Впечатления являются лишь некоторой частью второго звена, способности воспринимать. Но ограниченность баддха-дживы столь велика, что в ее жизни существует лишь эта малая часть. Она не имеет никакого представления ни о собственной татттве, ни о таттве наблюдаемого. Только впечатления, навязанные ее временными вкусами и склонностями. Если изъять впечатления из ее восприятия, не останется ничего.

prakṛter guṇa-saṁmuḍhāḥ sajjante guṇa-karmasu, обманутые гунами материальной природы, сосредотачиваются всецело на гунах и действиях. В этом все существование таковых – ощущения от объектов и действий. Поэтому о них и говорится avaśaḥ, безвольные. Возникающие ощущения заранее решают, что и как будет делать их ощущающий. kāryate hyavaśaḥ karma sarvaḥ prakṛtijair guṇaiḥ. Временные склонности живого существа, качества его фиктивного «я» решают за него, что принять, а что отвергнуть, что ценно, а что бессмысленно. Потому его сущность характеризуется понятием баддхи, рабства.

Таков мир впечатлений. Человеку кажется, что он сам принимает решения, в действительности же его просто пинают собственные камы, желания. Это своего рода одержимость, когда тобой управляют жестокие опекуны. Однако, самое страшное то, что живое существо даже не подозревает об истинном положении дел. Более того, эти спонтанные побуждения, навязанные сознанию траигунйей, воспринимаются человеком как настоящие, свободные от условностей и фальши. Потому человеку свойственно считать свои ощущения неким мерилом того, что хорошо, а что плохо для него, что нужно, а что бесполезно, и, наконец, что правильно, а что нет.

И как же просто обмануть такового, убедив его, что поскольку он принял мантру Х и гуру У, теперь его сознание исправлено и ощущения обрели совсем иную (разумеется, духовную) природу! Как же иначе, ведь теперь он не ставит целью своей жизни карьеру и телесную красоту, он принимает на веру постулаты такого-то учения, не употребляет дурманящие вещества, и искренне желает того, что он называет служением Богу, освобождением, и подобное. Что же происходит на самом деле? Теперь у него еще больше оснований доверять своему старому мерилу – ощущениям. Разумеется, он признает, что его чувства несовершенны, что интуицией Бога не постичь (здесь мы не говорим о безнадежных случаях, в которых эти утверждения не принимаются), что он не знает всего. Но что им движет? На что он откликается? Не осталось ли все по-прежнему?

Новые впечатления заполняют восприятие человека, создавая эффект совершенно новой жизни, изменений. Он идет от ощущения к ощущению, извлекая их из новой информации, новых общественно-религиозных событий и действ. Он счастлив, он под впечатлением. Пытаюсь ли я сказать, что это свидетельствует о ложности его устремлений? Нет. Это неизбежно. Когда горит огонь, мы видим свет. Когда в область нашего восприятия попадает нечто, находящее отклик в нашей свабхаве, мы ощущаем, получаем впечатления, которые создают эффект изменений в сфере наших индрий. Когда горит огонь, мы видим свет, но это не означает, что мы теперь непременно согреемся теплом огня. Огонь может быть слишком далеко.

Индрии устают от одной и той же пищи, какой бы она ни была, ибо в случае с баддха-дживой являются проводником бхоктритвы (необходимости быть в роли наслаждающегося). Естественный «вкус к духовному» начинает неизбежно ослабевать. Самое важное, что теперь будет делать садхак. Вероятней всего, оценив изменения как патологию, попытается вернуть былое влечение. Ведь срабатывает простейший алгоритм: нет ощущения духовной жизни – нет самой духовной жизни. Значит, следует, во что бы то ни стало, вернуть ощущения. Он обращается к гуру-идеалистам, фанатично повторяющим услышанное ранее, из общения с коими выносит заключение, что он виноват. Что за потерей вкуса стоят его апарадхи, небрежность, гордость и прочее. С новыми силами в бой! В бой ради чего? Ради впечатлений. Увы. Он будет пробовать найти новые инъекции вдохновения, которые смогут возжечь угасший огонь спонтанного желания молиться, проповедовать, читать Шастру, думать о Боге. Но раз за разом вливаемые инъекции будут давать все меньше эффекта. А фиктивные гуру будут давать все новые и новые панацеи: когда молишься, представляй, что ты во Вриндаване; старайся себя считать самым низким из сэваков; общайся с теми преданными, которые тебя вдохновляют... Иными словами, они подтверждают, что его неспособность спонтанно переживать прежние ощущения – патология, которая должна быть устранена для успешной духовной жизни. Садхак старается, выискивает все новые способы разогреть «духовные» индрии. Но, чем больше пробует, тем сильней его разочарование. То ли он не способный к садхане, то ли путь Дхармы надуманный. А наставники, знай себе, пытаются раскочегарить беднягу, заливая в него то, что, по их мнению, обладает зарядом вдохновения.

Потеря желания совершать садхану, ослабление вкуса к духовной жизни не является патологией для баддха-дживы. Скорее, патологией является навязанная убежденность, что действовать я должен по спонтанной склонности, а иначе это будет ненастоящее, искусственное. prakṛtiṁ yānti bhūtāni. Сотворенные движимы собственной природой. Что за природа? Баддха, аханкар, фиктивное «я», швыряющее живое существо за тем, что находит отзыв (как вкус) в траигунйе, которой обусловлена джива. Бхоктритве нужно разнообразие. Иначе невозможно в сознании живого существа создать иллюзию приближения счастья. Потому, даже если моя наимиттика-свабхава (временная природа) имеет доминант саттвы, через какое-то время вкушать принципы Дхармы мне надоест. Бхоктритва извлекает вкус из того, в чем есть новизна, но если в данном объекте уже большая часть изжевана, расу извлекать становится все труднее, и радость превращается в пытку. Это неизбежно. И никакие вдохновляющие мероприятия не в силах изменить закон природы. Никакие мантры, никакие Гуру, никакие лекции и семинары не могут просто взять и устранить мою наимиттика-свабхаву, освободить меня от бхоктритвы, навязанной необходимости переживать удовольствие. Я на долгое время останусь с ней, и садхану совершать мне придется с этим недугом, хочу я этого или нет. Но одно я должен понимать ясно – потеря вкуса к садхане не является следствием апарадх, ошибок в бхаджане и прочего. Это неизбежное зло, дурдаива (проклятье), о котором говорил Махапрабху в Шикшаштаке. Нам это смертельно не нравится, но садхану будет совершать такой вот зависимый от баддхи человек, а не мифический идеал, и он должен быть готов к тому, что здесь нечего искать того, что прийам, желанное, вкусное, приятное. Оно может быть таковым поначалу, может приносить удовольствие периодами и потом, но прийатва (приятность) не может являться ни причиной деятельности, ни критерием ее правильности и нужности. Как говорится в Вишну Пуране (1.17.66):

Чем больше обусловленное живое существо льнет к тому, что для него притягательно, приятно, тем больше болезненных стрел вонзается в его сердце. Ибо ādyanta-vantaḥ, приятное возникает и исчезает. Оно не может оставаться приятным все время. И только бытие в Брахмане, согласно Шри Гите, бесконечно блаженно (sukham akṣayam aśnute). Но к этому бытию еще надобно прийти в процессе садханы.

Недаром Шастра полна призывов взять под контроль чувства и ум, которые есть проводники того, что для человека спонтанно притягательно. tasmāt tvam indriyāṇyādau niyamya, прежде всего, обуздай чувства. Советуется нийамой, запретами, силой воли, разумением остановить бег чувств. Прежде всего! Почему? Потому что pāpmānaṁ prajahihi... Оно проводник греховного начала, из-за которого мудрость предана забвению. Итак, Писания не дают нам надежду искать дружественное, надежное начало внутри самих себя, скорее, рекомендуется отстраняться от внутренних позывов, природа которых имеет мало шансов быть чистой и духовной. Вместо этого, Шастра говорит обратиться к внешнему Источнику, к Джнане, Божественному Знанию, которое безупречно и совершенно. Иными словами, Шастра указывает на саму себя.

na hi jñānena sadṛśaṁ pavitram iha, не существует столь же очищающего, как Знание, и в этом нет сомнений! Иногда можно слышать, что Шастрическое Знание сухо... Нонсенс! Говорится, что Веды и Веданги – эманация Самого Нарайаны. Знание Шастр сухим не бывает, бывает сухим изучающий Шастру, но это не вина Джнаны, это патология самого изучающего. Для обретения Божественного Знания требуется адхикар, способность. śraddhāvāṁllabhate jñānaṁ tatparaḥ saṁyatendriyaḥ Знание обретает тот имеющий Шраддху, для кого это цель, кто (ради нее) держит под контролем чувства. Шраддха необходима, как способность впитывать Джнану и жить ей. Если Шраддха не присутствует в сознании человека, Джнана будет восприниматься информацией, а реакция на воспринимаемое будет обусловлена соотношением гун в баддхе. Вот тогда мы и видим, что человек остается сух к Божественному Знанию, и, презрительно кривя рот, клеймит Джнану в сухости, безжизненности. Однако, стоит переложить для такового Шастру на манер сентиментальной истории, и его похотливое сердечко начинает биться «в экстазе». Теперь слово за «профессиональными гуру», которые будут находить все новые точки воздействия на сознание своей жертвы. То киртан грохочущий, то душещипательное повествование, то лесть, то подсыпят возможность почувствовать себя частью великого организма спасающей организации. Так и кидают его с волны на волну, пока весь потенциал доступных вкусов не выжмут. Потом не остается ничего, ибо ничего и не было.

Когда же человек Шраддхой принимает Джнану, рождается зрелое решение, соответствующее шабде (обретенному в Шастре и в Гуру), анумане (логическому сопоставлению полученного Знания между его фрагментами и имеющимся опытом) и пратйакше (непосредственно воспринимаемому). Внутри сознания это решение становится областью объективной реальности, и остается таковой даже в периоды сильнейших чувственных возмущений и эмоционального голода. Когда бхоктритва требует обоснований для дальнейших усилий в садхане, нам есть, что ей противопоставить. Не накормить ее требуемым и понятным ей, то есть очередной вариацией вожделенного, а оставить без внимания, обратившись к упомянутой области безусловно объективного, в которой надобность продолжать свой Путь остается понятной силой Джнаны и Шраддхи, и не нуждается в том, чтобы меня продолжали тянуть на поводке вкусов и вдохновений. Так садхак становится на путь освобождения от рабства навязанной необходимости вливать в себя инъекции впечатлений и оказывается перед практической надобностью отдать себя полностью Кришне, ибо только в Нем есть спасение от болезненной горячки жизни по вожделению к счастью. Конечно, и теперь садхак будет чувствовать беспокойство от беснующейся бхоктритвы, ему будет трудно постоянно ориентировать себя на принятое решение, на объективную Реальность, но теперь он может идти, а не валяться в ожидании, когда же чувства получат новую порцию вдохновений и пинком погонят действовать. Он будет мыслить Тем, Кого обрел в откровении Джнаны, оставаться верным Ему и сознавать, что Он – единственная Реальность, к Которой нужно идти. И это «нужно» для него теперь нечто совершенное иное, нежели «хочется». Это Объективность, которая теперь является определяющей, и не зависит от ниточек кукольника (пракрити). Теперь он стоит на почве, которая называется Дхарма.

Почему так? Потому, что Джнана открывает им Всевышнего, объективную Реальность, не требующую очарованности нашей пошлой бхоктритвой, чтобы идти к Нему.

«Теперь ты сознаешь Меня (Целое) и себя Моей частичкой (амша). И для тебя очевидно, почему ты служишь Мне. Все причины для этого во Мне, а не в тебе». Это как восход солнца. Нам не требуется вдохновение, чтобы видеть окружающую реальность. Солнце показывает все само, и мы действуем по тому, что нам показано. Мы больше не пойдем напрямик, ударившись головой в стену, ибо видим стену. Мы больше не будем вынюхивать тропку счастья, ибо понимаем, что предназначены для Его счастья. И этого достаточно. Так очевидно! Вдохновение может сопутствовать нам, а может и оставить нас. Что с того? Конечно, если мы пришли за впечатлениями, за всяческими духовными удовольствиями, то мы безнадежны. Но если мы обрели мудрость, и в мудрости нашли Даршан Брахмана, то мы идем сами, а не плывем по течению собственных восторгов и разочарований.

В санскритских мантрах часто используется слово namaḥ, что буквально означает «поклон». Однако, есть и другое понимание. Это формула, состоящая из отрицательной частицы на, а ма значит «мне». Таким образом, в этих мантрах самопредания мы говорим «не мне»! Нарайане, а не мне. Счастье не мне, но Нарайане. Плоды деятельности не мне, но Нарайане. Это принцип Йаджны, жертвы. Делать потому, что меня подталкивают к этому собственные желания (вкусы) – не Йаджна. Делать потому, что таковы желания Нарайаны – Йаджна. И между этими двумя нет ничего общего, потому Шастра говорит, что первый тип ведет к рабству, второй – к освобождению. yajñārthāt karmaṇo`nyatra loko`yam karma-bandhanaḥ, любая деятельность, что не совершается по принципу Йаджны, ведет к порабощению.

Это переход к другому, требуемому Шастрой, типу существования. Бхоктритва будет подталкивать нас заниматься религией до тех пор, пока она находит в этом что-то вожделенное, но как только она почувствует, что жует жвачку по десятому разу, в нас появится желание скорее выплюнуть все это и заняться чем-либо иным. Такой финал уготован всем, кто ищет в Дхарме _свою_ ананду, свое вечное счастье и подобную чепуху. Это продолжение рабства, которое никуда не ушло с переходом к религиозной жизни. Это как метастазы рака, проникшие и в эту область жизнедеятельности. Болезнь преследует человека, и пока он не откажется от самого принципа «делать все, чтобы испытывать счастье», он будет обманут везде. Следовательно, если садхак в своих религиозных усилиях ориентируется на веления сердца, которые есть ничто иное, как проявление вкусов его баддхи, игра в религию у него удастся, но Дхарма останется от него бесконечно далеко.

Йаджна, жертвенность, не просто процедура и не эмоциональный порыв, это зрелое решение жить по совершенно иному принципу. namaḥ, не мне. Кому? Пурнам, Абсолютному Целому, частью Которого являюсь я. Капля предназначена течению реки. У нее нет собственной силы, собственной цели. Джива – часть (амша) Пурнам. У нее нет собственного предназначения, но есть предназначение, данное Ишварой. У нее нет собственного счастья, но есть счастье Брахмана, для которого джива совершает карму. Бхоктритве все это невыносимо пусто. Потому нам тяжело, ведь мы все еще баддха. И только решение (не разовое, не эмоциональное), зрелое решение, решение, которое мы обдумываем и принимаем каждый день, решение, которое основывается на очевидном, на неизменном, на Джнане, что из Веды, является основой для нашей Йаджны. Этой Йаджной мы и обретаем избавление от жизни без Брахмана, от горячки иллюзией.