Пояснения:

Важно адекватно понять прямой смысл этих стихов. Ни о каких «цветистых словах Вед» здесь ничего не говорится, и говориться не может. Махабхарата с входящей в нее Бхагавад-гитой предназначена для понимания Веды и почитания ее, и никак не может содержать в себе столь явное осуждение Веды в косноязычии, либо же в позорном поощрении слепых наслажденцев и дальше гнить в притягательном самообмане. В стихе упомянута puṣpitāṁ vācaṁ — цветистая речь вовсе не Вед, а речь pravadanty avipaścitaḥ — (которую) произносят невежественные. Это их речь цветистая. И «цветистая» здесь синоним и логическое продолжение bahuśākhāḥ из предыдущего стиха; это все та же многоветвистость, вариативность, ибо для Шастры речь — продолжение разумения. Что она собой представляет и откуда берется?.

Для понимания нужно обратить внимание на следующее определение этих avipaścitaḥ, невежд, не наделенных мудростью. Их именует Господь veda-vāda-ratāḥ. Это отнюдь не «знатоки Веды» и даже не «так называемые, знатоки Веды». veda-vāda – Слово Веды, а rata — чувственная услада. veda-vāda-ratāḥ - те, кто обращаются к Веде, движимые желанием удовольствия, стремлением найти приятное. Это именно «любители слов Веды» в самом буквальном смысле. Для пущего смыслового акцента Бхагаван использует емкое определение kāmātmānaḥ, то есть, те, чья определяющая сущность — спонтанное желание удовольствия, счастья. В поисках услад живущие принципом камы обращаются и к Веде, и находят там искомое, но не потому, что Веда изобилует призывами к усладам, а потому, что сущий поиском удовольствия найдет его даже в аду.

Для таковых все предназначено для наслаждения и ведет к наслаждению при правильном использовании. Как красное стекло, помещенное перед глазами, окрашивает весь мир в оттенки красного. Разрываемые сворой природных желаний, и мня, что их насыщение и есть самоочевидный смысл, расползаются в своем мышлении во все стороны, как голодный спрут, протягивающий множество конечностей в поисках добычи, где бы она ни находилась и какой бы она ни была. Вторгнувшись в Веду, вдохновенно выдирают из нее все, чем хоть как-то можно утешить их камы. Оттого у них много йог на выбор, много концепций, много возможностей для блаженства: и извращенное представление о Сварге, как о длительном отпуске в супер-отеле, и завидное рождение, когда все блага с первого вдоха уже поднесены тебе на тарелочке, и тайные обряды, осыпающие своего исполнителя богатством, властью и здоровьем. Как же им не быть veda-vāda-ratāḥ?

Измеряющий все откликом вдохновений, мечтаний, чувственного голода и прочих кам, находит в Ведах огромное поле для своих интересов, и для него совершенно нормально признавать, что Веда ведет к мокше, но при этом находить в ней огромное количество смысловых конструкций, которые еще больше прорастают нас корнями в толщу самсары. Потому nānyad asti, ничего постороннего, противоречивого тут нет, с их точки зрения. Многоветвистость разумения их не смущает, ибо вне таковой камы не выживают — нет разнообразия приятного. Буддхи-йога же подразумевает одну цель и одну Реальность, оттого и единонаправленность разумения. Разумение йогина не приемлет многоветвистость суждений, пониманий, ценностей, устремлений, потому как обоснованно избирает благое и отбрасывает все прочее. kāmātmānaḥ использует критерий приятного, волнующего, увлекающего, и движение по этому критерию ведет совсем в другую сторону. Как говорит Йамарадж: anyacchreyo anyad utaiva preyas, одно – благое, и совсем другое — приятное. Далеко расходятся пути идущего за благим и идущего за приятным. Это не означает, что благое не может быть приятным, это означает, что приятное не может быть критерием или причиной даже в самой мизерной степени.